Каждый истинный нравственный закон является необходимым, и в этой необходимости заключается его естественная санкция

Законы или нравственные предписания, как сознательная забота о поддержании жизни общества в узких и широких кругах, сами по себе не могли бы создать правовое и нравственное чувство людей. Каждый истинный нравственный закон является необходимым, и в этой необходимости заключается его естественная санкция, он никогда не возник бы, если бы его нарушение было безразличным или тем более полезным для общества, и, обратно, с наказанием, налагаемым за всякое нарушение закона. Но подобно тому, как нравственный закон явился результатом заботы о поддержании жизни общества, и без понятия общества не существует и нравственного закона в нашем смысле этого слова, так и наказание прежде всего находится в связи с существованием общества, и если это последнее наказывает личность, то возможно, что личность субьективно не виновна и не всегда может понять связь между своим поступком и понесенною карою, связь эта затемняется вмешательством общества. Опыт, на известной ступени своего развития получивший санкцию нравственного закона, принадлежит к запасу опыта, унаследываемого всем обществом, личность же только в ограниченной степени является носителем этого опыта. Иначе обстоит дело с позитивным законом маленькой группы. Здесь закон получает свою санкцию от карательной власти главы или соответствующей ей власти общества. Но эта карательная власть не распространяется, подобно неотвратимому закону природы, на все случаи нарушения закона и не следуют тем нравственным предписаниям, которые были выработаны за пределами эгого маленького союза.
Нам кажется сомнительным, чтобы под влиянием такой недостаточной карательной власти, под влиянием таких недостаточных моментов опыта у отдельного человека мог развиться и стать наследственным тот нравственный инстинкт, который мы зовем «совестью». Теперь мы можем определить совесть, как реакцию против тех наших же собственных поступков, которые нарушают наше нравственное сознание, но исторически совесть развилась из инстинкта страха. При многих поступках, как мы уже заметили, инстинкты, возникшие на различных ступенях культуры, вступают между собою в конфликт. Во многих случаях человек бывает более склонен следовать более импульсивно действующему первичному инстинкту и игнорировать сдерживающий инстинкт позднейшего происхождения. Вопрос о «свободе воли», служащий предметом многих споров, повидимому, вращается вокруг этого же пункта. На самом деле, еще большинство людей в своих поступках находится под властью инстинктов. В то время, как у «лучших» людей преобладают общественные вторичные инстинкты, у «худших» господствуют мало ограниченные первичные инстинкты.
По самой своей природе первичные инстинкты служат более могущественными импульсами, чем вторичные, и не только в силу их более раннего происхождения, но и потому еще, что они приобретены самим индивидуумом; тогда как вторичные инстинкты сложились, благодаря опыту всего общества, и уже под воздействием всего общества были усвоены индивидуумом. Если голодный человек находит под открытым небом плодовые растения, принадлежащие кому-либо, то фактически первичный инстинкт самосохранения здесь настолько преобладает над вторичным инстинктом социального порядка, что, считаясь с этим, древнейшее законодательство и даже современный свод саксонского законодательства санкционируют в этих случаях право присвоения плодов. Так как мы, с нравственной точки зрения, называем «злом» игнорирование социального инстинкта и нарушение общественного порядка из личного эгоизма, т.е. вследствие преобладающего влияния первичного инстинкта, то до известной степени верно, что человек, по своей природе, более склонен ко злу, чем к добру.