Письменная передача мысли

Но чтобы осуществился такой благоприятный исход, необходима уже очень значительная степень быстроты и правильности психического взаимодействия между членами данного общества. Язык, сам по себе, как средство непосредственной устной передачи, оказывается при этом недостаточно надежным орудием и требует дополнительных приспособлений и усовершенствований. Первыми из них являются правильные периодические собрания для устного обсуждения политических вопросов. Такие собрания возникают при всяком сколько-нибудь знательном скоплении людей в одном месть, т.е. по преимуществу в городах, на центральном городском рынке. Нам нет надобности напоминать, как развилась эта архаическая форма древнего политического быта в современных государствах.

При всем ее развитии, однако же, при всей растяжимости в количественном отношении и при всей гибкости относительно содержания обсуждаемых резолюций, эта форма имет свои границы, за пределами которых она не может служить целям социально-психического взаимодействия. Она не может обеспечить ни достаточно спокойного, ни достаточно непрерывного, ни достаточно общедоступного обсуждения общественных вопросов. Более удобным во всех этих отношениях орудием психологического взаимодействия является письменная передача мысли, — средство очень древнее в своем происхождении и, тем не менее, очень юное в том употреблении, которое сделала из него растущая социальная потребность быстрой и точной передачи мысли большому количеству людей. Действительно, пресса есть одно из самых недавних социальных изобретений.

Если городская площадь послужила средством для развития критического воззрения в маленьких государствах древности и средних веков, то развитие прессы является средством, по преимуществу характеризующим государства нашего времени. Для создания «общественного мнения» нового времени пресса есть столь же необходимое средство, как язык для национального самосознания всех времен. Разумеется, внутри этого периода возможно дальнейшее совершенствование в очень широких размерах. Целая пропасть отделяет политические памфлеты времен реформащи и возрождения, с их несовершенными способами распространения, от ежедневных парижских газет, сенсационные заголовки которых в оживленные моменты общественной жизни через каждыя четверть часа делают общественным достояшем какую-нибудь очередную новость.

Австрийское правительство, очевидно, очень хорошо поняло социальную роль парижских camelots, запретивши разносную продажу газет под предлогом шума, производимого на улицах окриками мальчишек.

Общие черты только что описанного социального процесса настолько глубоко коренятся в самом существе социальных явлений, как таковых, — что мы должны ожидать встретить их во всяком развивающемся обществе, а следовательно и в русском. Для читателей, знакомых с первыми двумя томами «Очерков», не будет неожиданным тот двоякий вывод, к которому мы придем в результате предстоящего нам обзора развития русского общественного самосознания. Мы найдем, во-первых, что качественно, по существу, ход этого развития ничем не отличается от подобного же процесса в любой стране, где он вообще имел возможность развиться. Во-вторых, мы увидим, что в той форме, в какой процесс этот развивался в России, он представляет количественные различия и особенности, вполне совпадающие с теми, которые нам пришлось отметить в предыдущих частях «Очерков» относительно других процессов. В зависимости от этих двух выводов должен стоять и возможный для исследователя социологический прогноз.